Круминю коньяк уже основательно ударил в голову.
— Вот ты говоришь — Нора… Да ты хоть знаешь, кто такая в Зарциеме Нора? Ты скажешь — фельдшер. Руки-ноги перевязывает. И все? Эх ты, верзила… Жизнь, брат, это такая штука… Поживешь у нас — сам поймешь. Старики сперва головой качали — городская вертихвостка, где такой рыбацкую жизнь понять? Глядим, нет, осталась. И по сию пору живет. Не один уж с той поры махнул рукой и уехал, — мало ли в мире места, а наша Нора…
Арнис отодвинул стул, так что звякнули стаканы и закачалась недопитая бутылка.
— Да погоди ты, верзила, вот дурной…
Арнис не слушал. Войдя в зал, окинул взглядом стоящие вдоль стен ряды стульев. Первым он увидел Эрнеста. На голову выше всех остальных, скрестив на груди тяжелые руки, он сидел рядом с Норой и что-то говорил ей. Смолкла музыка, танцоры разбрелись, и Арнису показалось, что только они вдвоем остались в этом большом помещении — Нора и Он. Закинув голову, Нора смотрела куда-то в сторону и улыбалась. Здесь, при ярком свете, она казалась ему еще красивее. От лампы в углу на волосы Норы падала узкая полоска света, и Арнису казалось, что они сверкают в темноте, как волны ясной, звездной ночью. Такой Арнис ее еще не знал. Казалось невероятным, что спокойно улыбающаяся девушка — та самая Нора, которая еще несколько дней назад горько шептала:
— Милый, прошу тебя, уедем отсюда…
Заиграла музыка. Стремительный ритм как будто подхлестнул Арниса.
— Разрешите? — Арнису показалось, что его голос слышит весь зал.
Нора повернула голову. Улыбка ее исчезла как-то не сразу. Еще какой-то миг улыбались глаза и губы. Потом только губы.
— Спасибо… нет. Вы же знаете, что я не танцую.
— Да ну пойдем! — тупо повторил он.
И тут послышался голос Эрнеста:
— Успокойся, Арнис. Нора не танцует.
Арнис выпустил ее руку.
— Хороший ты парень, Арнис, только не впутывайся сейчас. Да что ты про нас знаешь? Да хочешь я тебе скажу…
— Арнис! — прервал его полный страха возглас Норы. — Он же пьяный, Эрнест, неужели этого никто не видит!
Подошел председатель.
— Ты, парень, у нас еще новенький, — сказал он. — Так знай: Томова Нора не танцует, и не след тебе на это сердиться…
— Томова? — Арнис вздернул плечи и взглянул на Нору. — Томова, говорите?
Председатель кивнул.
Арнис достал сигареты, но тут же сунул их обратно в карман.
— Томова… — повторил он, морща лоб. — А где же он, этот ваш Том? Говорят, я в его бригаде числюсь… Пусть выходит — с удовольствием с ним потолкую! — Арнис заметил исказившееся от страха лицо Норы, но это не остановило его. — Если встретите его, передайте, что Нора…
Что-то тяжелое хватило Арниса в подбородок, и он осел.
— Вот черти, так я и думал!.. — донесся от двери старческий голос контролера.
Подбежали люди. Арнис провел рукавом по подбородку и, глядя на Эрнеста, поднялся. Между ними была только Нора.
— Ну, ладно, Нора, — сказал он. — Дай нам потолковать. Может, ты скажешь, Эрнест… за что?
Смущенный взгляд капитана остановился на председателе. Тот подошел к Арнису и положил ему на плечо руку.
— Вот что, парень, — сказал он тихо. — Том к тебе уже не выйдет. Вот уже два года… Шторм… Вот так… И остались мы без лучшего капитана. И мы и Нора… — Председатель помолчал. — А мы в тот день пиво на их свадьбу варили…
— Виноват, — произнес сухими губами Арнис и, разорвав молчаливое кольцо людей, твердо направился к выходу.
На корабль он не пошел. Засунув руки в карманы, бродил по темным песчаным уличкам Зарциема. Сонные собаки из-за заборов провожали его хриплым лаем. Легкий ветерок доносил горьковатый запах черемухи. И вот ноги сами привели его сюда. Окно Норы было темным.
Спит. Все спят — и Нора спит.
И Арнис повернул к причалу.
Возле самого корабля он наткнулся на темную фигуру.
— Арнис, нам надо поговорить, я ждала тебя…
Взяв Арниса за руку, она поднялась на палубу. Увидев широко распахнутую дверь кубрика, Арнис нерешительно остановился.
— Вниз не пойдем. — Нора села на рыбный ящик. — Отсюда увидим, если кто идет. Так вот, милый, уедем отсюда к тебе, в Ригу… Ты слышишь?
Арнис кивнул.
— И уедем порознь — чтобы не было подозрений.
— А почему я должен скрываться? Хватит этого! Практика практикой, а крадучись уезжать не хочу.
— А я?
— И ты.
— Что ты знаешь! Ты не знаешь, как здесь на меня смотрят. Когда он в тот шторм ушел искать Эрнеста…
— Том?
— Ну а кто же еще? Эрнест вернулся, а его так и не нашли. С того дня и прозвали меня Томовой Норой. То какие-то школьники вдруг придут, то какие-то старики. Я ведь только еще из Риги приехала… И зачем приехала!..
Нашарив в сумочке сигареты, Нора закурила.
— Каждую весну рыбаки в память о нем в море венок бросают. И приходят ко мне в этот день. Сидят и молчат до поздней ночи…
Поднялся ветер. Слышно было, как с легким плеском о борт бьется мелкая волна.
— А почему нам не остаться? Должны же они меня понять.
— Понять? Тебя? — Нора нервно рассмеялась. — Мне смешно тебя слушать. Ты их просто не знаешь. Вот Эрнест тебя сегодня избил. И Том так же поступил бы — и не извинился бы, это здесь не принято. Даже ребятишки здесь дерутся, как волчата, молча, зубами сверкают…
Арнис повернул голову и долго смотрел на восток. Над далекими вершинами леса занимался зеленоватый рассвет.
— И как же ты прожила здесь два года?
Нора затушила окурок об ящик и улыбнулась.
— Я же была Томовой Норой. Это же придает силы, так сказать, наполняет гордостью… Э, да что там! Пришел ко мне председатель, говорил о погоде, о том, как рыбу коптят. А я вижу, не о том все. Наконец и о том заговорил: «Ты, Нора, в нашем поселке человек свой. Все к тебе с добром, полюбили… Так ты уж не бросай нас. Опять же без доктора… Сама знаешь — до города далеко…» Тут у меня глаза и открылись. Тут я и поняла, что все эти разговоры, все эти венки в мере, все, все — только чтобы амбулатория без фельдшера не оставалась… Какая же тут любовь?