Советская морская новелла. Том второй - Страница 20

— Положение «Гурзуфа» не так плохо, как вам кажется. Мы надеемся ликвидировать повреждения, — уверенно сказал капитан.

— Не говорите глупостей, капитан, — раздраженно прервал его англичанин, — выполняйте распоряжение Колинза и не губите людей. Через полчаса ваш корабль если не взорвется, то затонет.

Сергеев нахмурил брови и сжал зубы. Ну что объяснять этому англичанину? Сказать о том, что он сам боится оставаться на этом судне-вулкане, что ему рано умирать, что он боится за жизнь своих людей, с которыми плавает уже не один год и знает семьи многих из них, сказать, что ему самому хочется дать команду оставить судно, выполнить приказ Колинза и почувствовать себя в безопасности… Нет, он не сделает этого, он уверен, что теплоход можно еще спасти. «Гурзуф» должен быть спасен. Его долг бороться до последнего, и если он не сделает этого, то сам будет презирать себя всю жизнь. Ведь сейчас каждый грамм взрывчатки дороже золота, ее ждут наши бойцы там, на заснеженных полях, в холодных окопах, партизаны — в лесу, в тылу врага.

— Передайте командиру конвоя, что я не могу выполнить его распоряжение, так как не считаю «Гурзуф» в безнадежном состоянии. Мы постараемся его спасти.

— Я передам, но это безумие… Подумайте о ваших людях и их семьях…

— Я уже думал и запрещаю кому бы то ни было покидать судно, — твердо сказал Сергеев. Сказал и вдруг почувствовал, что путь к спасению отрезан бесповоротно. Тяжелым камнем легла на его плечи ответственность за принятое решение.

— Через пять минут контр-адмирал следует дальше. Это время еще в вашем распоряжении, капитан, — передал английский радист, появляясь на палубе.

Сергеев ничего не ответил и посмотрел на дым, выходящий из жилых надстроек.

«Может быть, действительно нужно было снять людей? Нет. Все сделано правильно».

Он послал третьего помощника к Корнееву узнать, как идет борьба с пламенем.

— Кое-где огонь подавили. Но горит еще здорово, Роман Николаевич, — доложил третий помощник, тяжело дыша.

— Вижу, что ваше решение окончательное, капитан. Желаю благополучия! — крикнул английский командир корвета. Заработали моторы, и корвет, поднимая за кормой высокий бурун, помчался в сторону от «Гурзуфа».

— С флагмана передают: «Следовать за мной!» — доложил сигнальщик.

— Хорошо, — отозвался Сергеев, рассматривая быстро удалявшиеся суда.

На мостик поднялся боцман.

— Подвели наконец пластырь, Роман Николаевич, Разрешите, я позвоню в машину, чтобы усилили откачку воды.

— Звоните, Пархоменко. Видите, конвой уходит, — проговорил капитан, указывая рукой на горизонт и испытывающе взглянув на боцмана.

— Уходит?.. В машине! Давайте донки на полную. Все, что можете! — закричал в телефонную трубку боцман. — Да, да. Завели. Уходит? Ну и нехай его уходит. Доберемся как-нибудь сами, Роман Николаевич. Ну, я побегу.

Капитан против воли улыбнулся. Пархоменко — «хитрый хохол», как его называли на судне, вечный скептик, отец многих «хлопцев» и муж «гарной жинки», жившей где-то на юге в маленьком собственном домике, — даже не подумал о том, какой страшной опасности подвергается он с уходом конвоя, не подумал о том, что можно бросить судно. Ему сейчас пробоину заделывать надо! Других мыслей наверное и нет. Все они такие — его команда. Вот на передней палубе Жора Иванов неистово месит цемент и кричит кому-то:

— Колька, давай пресной воды. Да поворачивайся, поворачивайся, тюлень!

Этот совсем еще мальчик…

Кажется, огненных языков, вылетавших из надстройки, стало меньше. Плохо, что повреждена радиостанции. «Гурзуф» без связи.

Сергеев выпрямился и поднял голову. Горизонт был чист. «Гурзуф» покачивался на внезапно появившейся зыби. Пошел мокрый снег.

— К лучшему, — подумал Роман Николаевич.

Конвой контр-адмирала Колинза пришел в Мурманск без дальнейших потерь, удачно использовав туманную погоду.

Колинз побрился, надел парадный мундир и съехал на берег для доклада члену Военного Совета.

— Должен вам сказать, сэр, — говорил контр-адмирал, сидя в глубоком кожаном кресле и выпуская клубы душистого сигарного дыма, — что рейс был на редкость тяжелым. У Медвежьего острова мы потеряли семь единиц, в том числе и советский теплоход «Гурзуф». Я считаю, что у нас недостаточно охранных судов, и буду настаивать на увеличении их количества.

— Вы не сумели спасти ни одного члена экипажа с «Гурзуфа», адмирал? — прервал его член Военного Совета, проницательно смотря на англичанина.

— Нот. Мы могли сиять их всех. Но капитан «Гурзуфа» Сергеев отказался сойти на корвет и запретил покидать судно команде. Теплоход был в безнадежном положении. Ничем не оправданный поступок.

— Насколько я понимаю, судно еще плавало, когда вы видели его в последний раз?

— Да, «Гурзуф» горел и с минуты на минуту должен был взорваться. Кроме того, у него значительная пробоина. Вот текст ответа на мое приказание. — Колинз положил на стол бланк.

— Вы уверены, что судно погибло, адмирал?

— Безусловно. Только чудо могло спасти его. Да и если допустить, что Сергееву удалось ликвидировать пожар, заделать пробоину, то как мог «Гурзуф» дойти без охранения, когда тот район кишит немецкими подводными лодками и самолетами? Исключено.

Член Военного Совета задумчиво курил.

— Хорошо. Я слушаю вас дальше, адмирал.

Доклад продолжался.

Через двое суток в Мурманск пришел «Гурзуф». У него начисто выгорели средние надстройки. Левый борт закрывал парусиновый пластырь. В некоторых местах бортовое железо имело выпучины.